Когда из дома не выходишь, а все равно кругом лестницы «Мммм, лестница».
Поговорим о ступенях. И гипертексте, само собой.
Целый второй том «Вылазок» называется «Нерукотворные лестницы», что, конечно же, неспроста. Но я тут заметил: с лестницами у персонажей фрагментарного эпоса давно отношения не сугубо утилитарные.
(«Иерихон» пока выносим за скобки. Кто вспомнит в нём лестницы — мне просигнальте).
Берём «Пограничную зону». В которой пресловутой винтовой лестницы так много, что кажется, персонажи только и делают, что вверх-вниз шляются по этой спирали или с разной степенью устойчивости маячат где-то на середине винта. Не буду грузить Узлами 1, 2 и 9.
Пойдём совсем не в ту локацию. Узел 8, ближе к концу, где на Другом берегу внезапно…
«Отвесная стена, которой я подспудно опасался, обернулась крутым склоном с вырезанными в почве ступенями».
Что у нас там происходит? «…Джулиан избегал смотреть мне в лицо и шёпотом предрекал, что Высокий берег схитрит, спрячет насыпь, а мне придётся сигать с карусели…». Вроде бы ничего.
А что в конце лестницы? Катарсис.
Если кто не заметил.
Идём дальше.
Нет, не идём. «В чистилище с приветом» начинается лестницей и заканчивается открываемой дверью подъезда. Вывод: Мозель сам набегался по всяким ступеням, прежде чем таскать по ним других кочующих персонажей.
Вот теперь идём дальше: настолько, что мимо Проводника мчимся ко второму тому Вылазок.
Эта великолепная шизня уже, кажется, цитировалась, но мне до лампочки:
"— Так вот, иду я по лестнице, — Лейц хихикнул, словно вдохнул напоследок, — иду, иду, иду, и вдруг обнаруживаю, что ступени уже не те: не гранитные, а какие-то неустойчивые, то ли есть, то ли нет, я их даже не вижу, но продолжаю подниматься по винтовой лестнице. Ощущения, как когда руку засунешь между магнитами с однополярным зарядом. Иду, иду, упасть пипец страшно, а вниз непонятно как. Ступенька наверх всегда есть, назад — ступня проваливается. Стоять на месте не получается, потому что шатаюсь с перепугу. Потом забираюсь так высоко, что вижу... Как бы объяснить — не то чтоб мир на ладони, но далеко гляжу. И оказывается, что я вообще никого не ухайдохал: зря металл на монумент переводили. Нет, давайте без моралей и психологических изысканий со стороны: это моя басня, я её рассказываю, а Карл-Густав с нами всё равно не пошёл. Собрались беспризорные диагностики: у кого зло как феномен непобедимо, у кого я сражался не с тем, с кем надо... Во сне я был человек простой: знал, кто у нас зло и как его умертвить, но прикиньте — не умертвил. Вот того единственного, конкретного антигероя. Поднимаюсь по жуткой несуществующей лестнице и вижу с высоты межгалактического полёта, что лежит он в гробу как есть недобитый. Причём гроб в каких-то дремучих горах, и он туда специально возлёг, чтобы меня подразнить. Лежит, ухмыляется, ножкой помахивает, чтоб на цепях веселей качаться — Белоснежка из хоррора, Носферату гламурный — а мне так дико, так уныло становится от того, что всё не по правде. Даже хочется оступиться, прыгнуть — такая тошнотворная, безвоздушная тоска — но я всё иду, иду и думаю, что памятник на меня не похож. Вот вы ржёте, потому что нынче с юга не дует».
Ну и затакт лейтмотива (не буду резать и ужимать):
«Лестничная площадка встревожила до смешного: я остановился, словно перед обрывом. Ступени, ступени, ступени. Делить спуск на маленькие шажки показалось неудобным, нескладным, визуально нелепым.
Сам пролёт был просторен, пронизан закатным огнём, несмотря на серую тусклость камня. В балюстраде сквозило нечто торжественное, в незажжённых светильниках — что-то чрезмерное, но не было грузности, грубой внушительности. То есть лестница мне понравилась, но априори не понравился я, переставляющий по ней ноги.
На остаточный эффект постельного режима это не списывалось за неимением остаточного эффекта. Сил у меня было довольно, суставы послушно гнулись. Но каждый шаг сопрягался с пустотой под подошвой ботинка, а сквозь сонную пелену я припоминал, что привык, стоя на знакомой земле, упираться головой в небосклон, пока иллюзия не развеялась и я не увидел в себе пушинку, гонимую воздушными массами.
Тщетно искать надёжную точку опоры, полулечь на перила или переваливаться, оступаться, приземляться то на правую, то на левую ногу всем расхлябанным весом — вот что было смешно и нелепо.
Я прошёл три этажа, не глядя под ноги, лениво соскальзывая кончиками пальцев по балюстраде, без единого разрыва в движении — создал безупречную видимость и потратил столько энергии, будто поднялся по отвесной стене. Мне было неудобно, несмотря на гнущиеся суставы, эластичные мышцы — верней, именно из-за них.
"Издержки обыкновенной человеческой плоти, — подумал я без прежнего ужаса, но с лёгким налётом презрения к новоявленному себе. — Всем неудобно. Кто может, тот держит марку. Я, безусловно, могу. Самое забавное и неутешительное: нескладность и немощность познаются в сравнении. Не всякий назвал бы обыкновенной плоть, в которую это местечко наряжает своих постояльцев. Да и насчёт человеческой возникли бы прения".
…
Проводник: …???!!!...
…
Выдохнули.
Так вот, Проводник.
Открываю часть III, а там догадайтесь что.
"Жутковатую многочисленность домашнего персонала я замечаю далеко не всегда. Если быть точным, изредка. В исключительных случаях. Например сейчас, когда, поднимаясь по лестнице, сталкиваюсь с раскрасневшейся и слегка растрёпанной девушкой, имени которой не помню, но смутно догадываюсь, что прежде видел её на кухне».
И ведь уже не первая лестница.
Ожидаемо: в этот раз ненадёжный рассказчик поднимается долго. С инсинуациями и флэшбэками.